Радуйся, Царь Иудейский!

«Радуйся, Царь Иудейский!» - евангельский сюжет Страстного цикла. После суда Понтия Пилата и бичевания осужденного Христа римские солдаты отвели Его в преторию и, издеваясь, нарядили шутовским царем. «И, раздевши Его, надели на Него багряницу. И, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове» (Мф. 27:28— 30; см. также Мк. 15:16-20; Ин.19:2-3).

Иисус не присваивал Себе титула царя. Во время въезда (входа) в Иерусалим восторженные жители приветствовали Его, называя «Царь Израилев», поскольку предсказано пророками о грядущем царе израильском (Зах. 9:9). Когда же Понтий Пилат спросил Иисуса: «Ты Царь Иудейский?», Иисус ответил ему: «Ты говоришь» (Мф. 27:11; Мк. 15:2; Лк. 23:3). Далее Иисус разъяснил: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:36), в том смысле, что оно не представляет угрозы для римского кесаря.

Русский живописец Иван Николаевич Крамской (1837—1887) долгое время (1877-1882) работал над картиной «Хохот», или «Радуйся, царю Иудейский!» (название от старославянской редакции евангельского текста). Картина не получалась, поскольку художник, верный своим социальным убеждениям, пытался трактовать евангельский, философский сюжет как социальную драму, актуальную событиям русской политической истории. Подобная профанация Евангелия не могла дать художественного решения и превратила картину в карикатуру.

В письме И. Е. Репину художник делится своим замыслом, описывая сцену, которую он видит в воображении: «Римские солдаты... тихонько хлопают в ладоши, чем дальше от интеллигенции, тем шумнее веселость, и на низменных ступенях развития гомерический хохот. Он (Христос) бледен как полотно, прям и спокоен, только кровавая пятерня от пощечины горит на щеке». В том же письме Крамской делает свое «политическое» заявление: «Мой бог — Христос, величайший из атеистов, человек, который уничтожил бога во вселенной и поместил его в самый центр человеческого духа и идет умирать спокойно за это». Понятно, что после таких заявлений уже не до живописи.