Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года

«Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года»

Государственный совет был учреждён указом Александра I  от 30 марта 1801 г. В этот же день был назначен состав Совета и состоялось его первое заседание.В конце 1900 г. среди членов Государственного совета возникла мысль от­метить столетний его юбилей торжественным заседанием общего собрания Со­вета. Канцелярия Совета уже давно готовила издание книги, посвященной исто­рии Государственного совета, и к юбилейной дате такая история была издана в виде увесистого тома '.

Торжественное заседание состоялось не в самый день юбилея, 30 марта, а лишь 7 мая 1901 г. По своему составу оно было наиболее полным из всех когда-либо бывших. Председательствовал сам Николай II и присутствовали все великие князья, причем младший брат царя, Михаил, бывший наследником, в этот день особым указом был назначен членом Государственного совета и на заседании присутствовал впервые. Кому принадлежала мысль увековечить предстоявшее, заседание написанием картины, неизвестно, как неизвестно, по чьей инициативе для выполнения этого ответственного задания был приглашен Репин. Последнее было, впрочем, более чем естественно: Репин находился в расцвете своих сил и в ореоле мировой сла­вы, к тому же он незадолго перед тем дважды писал царя с натуры,— в 1895 г. в кабинете Александровского дворца и в 1896 г. в зале Большого царскосельско­го дворца. К Репину обратились в апреле 1901 г. и он тотчас же принялся за подгото­вительные работы 2.

До предположенного заседания, которое он должен был зафиксировать на картине, оставалось менее трех месяцев, а надо было решить ее общую кон­цепцию, выбрать точку, с которой ее писать, ознакомиться с обстановкой происходящих заседаний, изучить внешность и повадки членов Совета, разоб­раться в перспективном построении зала. Он решил подработать небольшой холст, с написанным на нем видом зала, чтобы в день юбилейного заседания вписать в него, хотя бы только свое цвето­вое впечатление от общего зрелища заседания, со всей пестротой раззолоченных мундиров, лент и звезд.

Получив разрешение присутствовать для этой цели на всех заседаниях Со­вета, Репин не пропускал с тех пор ни одного из них, изрисовав своими наблю­дениями два альбома, виденные мною в 1914 г. у него в «Пенатах». Здесь были наброски общего вида заседаний, группы по нескольку членов Совета, отдель­ные фигуры и головы. Репин изучал основательно и любовно, готовясь к сво­ему «подвигу», как он называл этот свой труд. По предварительной договоренности картина должна была быть небольшого размера, с фигурами, значительно меньше натуральной величины. Вскоре, одна­ко, Репин пришел к убеждению, что грандиозность задачи требует гигантского холста, но ему пришлось потратить немало усилий, чтобы добиться согласия на изменение первоначальных условий. После долгого взвешивания он остановился на размере холста в 12 с половиной аршин ширины. Было совершенно очевидно, что справиться с этой работой одному, без по­мощников, невозможно, и он пригласил к участию в ней двух учеников из своей академической мастерской, Б. М. Кустодиева и И. С. Куликова.

Первоначально их задача заключалась в том, чтобы расчерчивать перспекти­ву и подготовлять те небольшие холсты с нанесением на них общего вида зала, в которые Репин мог бы, уже не стесняясь техническими подробностями, вво­дить нужные ему фигуры членов Государственного совета. Таких подготовитель­ных холстов было несколько, и я их в свое время видел в том зале по соседству с залом заседаний, в котором писалась самая картина. Один из этих эскизов сохранился; он был разыскан сотрудниками Всерос­сийской Академии художеств в 1939 г. в Куоккале. На нем рукой Репина вписа­ны фигуры государственного секретаря В. К. Плеве, товарища государственного секретаря барона Ю. А. Икскуля, члена Совета П. П. Семенова, кн. Д. П. Голицина (романиста, писавшего под псевдонимом Муравлина, в то время возглав­лявшего канцелярию Государственного совета). Эти несколько фигур написаны с таким изысканным изяществом кладки, со столь бесподобным колористическим чувством и несравненным мастерством кисти, что им трудно подыскать анало­гию даже в произведениях лучшей репинской поры. Этот ценнейший холст включен в состав музея «Пенатов» и временно нахо­дится в музее Академии, ожидая возрождения усадьбы в Куоккале3.
 
В числе вывезенных из «Пенатов» работ Репина есть еще два карандашных рисунка из его альбомов к «Государственному Совету», на одном из которых виден ряд членов Совета, взятых со спины — в числе них П. П. Семенов, на дру­гом — ряд пустых кресел в перспективном удалении, без фигур4. Кустодиев и Куликов ходили позднее также на заседания Совета с альбо­мами и ящиками с красками, делая зарисовки и этюды с обстановки и лю­дей.
 
Так протекала эта подготовительная стадия работы. По счастью, вскоре выяснилось, что юбилейное заседание отодвигается на целый месяц против на­значенного срока и есть время подготовиться лучше. Ко дню заседания Репин уже чувствовал себя достаточно преодолевшим первые организационные меро­приятия и уверенным в себе. А задание было действительно под силу только гению репинского порядка. В самом деле, вот какие трудности обозначались на первых же шагах рабо­ты. Зал заседаний Мариинского дворца 5 имеет в плане круглую форму и укра­шен вдоль стен мощными канеллированными белыми колоннами. Внутри за­ла были устроены три ряда столов, за которыми сидели в золоченых креслах, обитых красным бархатом, члены Совета. Расстояние от наиболее отдаленной точки зала до первого плана, т. е. от дальних людей, до сидящих спереди, так ве­лико, что при естественном перспективном сокращении голова ближайшего к зрителю человека должна была бы быть по крайней мере впятеро крупнее дальних, если не больше, что создавало бы уродливое впечатление фотогра­фии, снятой искажающим широкоугольным объективом. Было очевидно, что для данной задачи обычное в практике перспективное построение непригодно и надо изобретать новое. Репин остановился на построе­нии перспективы не с одной, а с нескольких точек зрения, что в прошлом уже было неоднократно применяемо, в том числе Рафаэлем в его «Афинской школе», в станцах Ватикана. Важно было так построить перспективу, чтобы у зрителя создавалось впечатление, что все головы имеют натуральную человеческую ве­личину, что все они одинакового размера. После долгих поисков, блужданий и колебаний это было в идеальной степени достигнуто, и труднейшая простран­ственная проблема решена до полной иллюзии. Но до этого окончательного пре­одоления всех трудностей Репину пришлось пройти сложный путь, приводивший его временами в отчаяние. Так, от первоначальной мысли дать на переднем пла­не фигуры в натуру пришлось вскоре отказаться, так как это уменьшало до не­правдоподобия абсолютную величину задних фигур, т. е. как раз главных пер­сонажей президиума и министров. Репин решает дать первопланные фигуры больше натуры, а в результате этого все предметы достигают огромных разме­ров,— столы, бумага на них, чернильницы,— но для зрителя это не ощутимо. Еще более непреодолимое препятствие обнаружилось тогда, когда дело до­шло до размещения в картине всех участников заседания, сидевших за тремя кон­центрически расставленными столами. Этот третий ряд столов, кресел и людей выдвигался перспективно настолько вперед, по сравнению со всем остальным на­полнением зала, что включение в картину третьего стола создало бы абсолютно неприемлемую перспективную уродливость. Не оставалось ничего другого, как отказаться от фиксации всего состава чле­нов Совета, ограничившись лишь наиболее важными. Это облегчалось тем об­стоятельством, что за третьим столом размещались так называемые «младшие» члены Государственного совета, недавно назначенные и менее ответственные.
 
Всего на картине изображено 60 человек, считая в том числе 7 членов цар­ской семьи, тогда как на самом деле в заседании присутствовало 73 человека только членов Государственного совета, не считая членов канцелярии, раздаю­щих в разных местах зала медали членам Совета в память юбилея 6. Наконец, перед Репиным стояло еще одно тревожившее его немаловажное затруднение, которое он, надо ему отдать должное, преодолел с подлинно гениальным мастерством. Оно заключалось, с одной стороны, в особенностях штакеншнейдеровского архитектурного стиля, в обилии красного цвета всех оттенков, от темно-малинового и кирпичного до розового, с другой стороны, в необычайной пестроте мундиров, орденов и лиц сидящих, стоящих и двигаю­щихся по залу. Как Репин справился с этой сложнейшей задачей, видно на изумительном по цветовому решению эскизе картины, написанном собствен­норучно художником. Сама картина в этом смысле менее показательна, так как целиком Репину принадлежит в ней лишь основная, средняя ее часть, боко­вые же были проложены обоими помощниками. Правда, Репин все их проходил вслед за тем своей рукой, но все же общее живописное состояние правой и левой сторон картины явно отстает по качеству от середины.
 
Впервые я видел картину в начале 1903 г., когда она была еще в работе. Репин не разрешал никому из посторонних приходить в то святилище, где пи­салось это необычайное произведение. Используя дружеские связи с некоторы­ми своими товарищами по университету, служившими в канцелярии Государ­ственного совета, и любезностью Б. М. Кустодиева, я ухитрился несколько раз побывать там в отсутствии Репина и имею полное представление о том, как со­здавалась картина. Заключая договор с министерством Двора, Репин поставил непременным условием, чтобы все до одного члены Государственного совета ему позировали, давая по нескольку сеансов на месте, в самом зале заседаний. Когда ему предло­жили пользоваться фотографиями, он наотрез отказался продолжать работу, на­стаивая на позировании. Это было доведено до сведения царя и всем, без исклю­чения, предложили являться в зал в дни, когда не происходило заседаний. Каж­дый день Репин писал кого-нибудь из членов Совета на том месте, где тот обыч­но сидел, в той позе и тем жестом, которые художник уже до того успел у каждого подсмотреть. Ему позировали так, как он требовал,— в фас, в про­филь, в три четверти, в уходящем повороте головы, спиной. Иногда он просил прийти нескольких членов Совета вместе и, рассадив их в разных концах зала, писал либо на отдельных холстах, либо на заранее под­готовленном для этой цели холсте, с готовым уже окружением и аксессуарами. Таким именно образом написан тот чудесный этюд, который ранее находился в Куоккале, а ныне хранится в Музее Академии художеств СССР 7. Писались портретные этюды с натуры в один, два, три и четыре сеанса, в зависимости от занятости данного лица, настроения Репина и успеха сеанса. Случалось, что он писал в одном повороте, но, найдя при переводе фигуры на картину, данный поворот невыгодным для общей композиции, назначал новый сеанс и решал голову по-иному. Целый ряд портретов сохранился таким образом в двух и больше редакциях. Вынужденный работать быстро, так быстро, как никогда раньше, он посте­пенно выработал особую манеру односеансного письма. По существу — это по­трясающие наброски кистью, почти мимолетные впечатления, но в то же время они и последний синтез многократных пристальных наблюдений, плод долгого вдумчивого изучения людей. Только поэтому они столь неповерхностны, точны и крепки по характеристике. Во всей мировой живописи нет им равных по силе и волшебству кисти. Даже лучшие головы Эдуарда Манэ уступают этим репин­ским по безошибочной верности и тонкости глаза. Что особенно поражает в них, помимо формальной безупречности — смело­го решения поворота, скулы, носа, взгляда,— это ограниченность красочных средств, при помощи которых воссоздано все это цветовое богатство. Не пере­стаешь изумляться, как простейшие охры под его кистью дают иллюзию золото­го шитья мундиров, как бесконечно разнообразны оттенки голубой андреевской ленты или красной ленты Александра Невского, от глубокого бархатного тона в тенях, до ало-розового на свету. Нигде ни одного банального оттенка, нет тех резких тонов кадмия, которыми большинство художников пишут золо­тые предметы. Нигде нет обнаженного цвета, он всюду многосложен, как в природе, всюду тонет в окутывающем его воздухе.
 
Таковы необычайно удавшиеся портретные этюды с кн. Хилкова, Рихтера, Иващенкова и великолепно почувствованный затылок и спина гр. Воронцова-Дашкова. Все они взяты в одной общей им, решительной до дерзости манере, ограничивающейся передачей основного, минуя детали. По-другому решена одно-сеансная фигура Победоносцева, в трактовке головы которого заметно стремле­ние к большей гладкости письма, как бы вызывающей в памяти некую душевную елейность персонажа. А с каким художественным тактом и чувством меры тронуты на этих пор­третах то голубая, то алая ленты, крошечный кусок которой выглядывает из-за спины на плече. Одновременно с Репиным на этих сеансах присутствовали и писали Кустодиев и Куликов. Это бывало в тех случаях, когда художнику надо было иметь, кроме данного поворота, еще дополнительный, характеризующий полное строе­ние черепа. Часть этих этюдов сохранилась в пенатском наследии. Сравнение их с репинскими показывает, насколько они беспомощны рядом с теми, что и не удивительно, потому что даже будущий большой мастер Кустодиев был то время лишь учеником Академии.
 
Когда картина близилась к окончанию, Репин продолжительное время рабо­тал над нею один, собирая в единое целое ее тоновую и цветовую суть, но раз­ница в качестве центральной части и боковых все же ощущается. Репинские этюды к картине являются высшим достижением за все эти три года напряжен­ного труда. Они не только не уступают работам лучшей поры творчества худож­ника, периода высшего расцвета, относящегося к 80-м годам, но даже превос­ходят их. Однако то был последний взлет великого мастера, его подлинная лебединая песнь, ибо после этого Репин не создал уже ничего, даже отдаленно напоминающего эту портретную серию 8,


Примечания.

1 Первоначально была задумана многотомная история Государственного совета. Так как напи­сание ее потребовало бы долголетнего упорного труда многих историков, то за краткостью времени решено было ограничиться одним томом. 2 марта 1901 г. Николай II разрешил пе­чатание этого тома, носящего название: «Государственный совет 1801 — 1901».

3 В Архиве Академии художеств хранится письмо товарища государственного секретаря Ю. А. Икскуля вице-президенту Академии художеств, графу И. И. Толстому, от 11 апреля 1901 г., в котором он благодарит Толстого за «сообщение И. Е. Репину просьбы взять на себя исполне­ние картины, изображающей торжественное заседание Государственного совета» и просит уведомить, следует ли заключить с Репиным особое условие или же можно ограничиться про­исходившими переговорами.

[Выше указывалось, что работы И. Е. Репина, временно находившиеся в Музее Академии худо­жеств, возвращены в восстановленный дом-музей художника «Пенаты»].

Воспроизведен  в  «Художественном  наследстве. Репин», т. I, стр. 265.

5 Построен при Николае I архитектором Штакеншнейдером для дочери царя, Марии Николаев­ны, отчего и получил наименование «Мариинский дворец». После ее смерти приобретен в каз­ну для Государственного Совета.

6 Вот полный список присутствующих на заседании 7 мая 1901 г.: Николай II, наследник Ми­хаил Александрович, великие князья Михаил Николаевич, Владимир Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович, принц А. П. Ольденбургский, члены Совета: И. Н. Дур­ново, К. П. Победоносцев, П. С. Ванновский, гр. Н. А. Протасов-Бахметев, А. С. Ермолов, С. Ю. Витте, кн. М. И. Хилков, П. Л. Лобко, Д. М. Сольский, Э. В. Фриш, Н. М. Чихачев, Д. Н. Набоков, Н. С. Ганецкий, гр. Н. П. Игнатьев 1-й, гр. К. И. Пален, П. И. Соломон, А. А. Половцов, госуд. секретарь В. К. фон Плеве, А. Н. Куропаткин, бар. В. Б. Фредерике, Н. В. Муравьев, гр. В. Н. Ламздорф, П. П. Тыртов, Д. С. Сипягин, И. И. Шамшин, А. А. Са­буров 1-й, X. X. Рооп, В. М. Маркус, К. П. Мансуров 2-й, О. Б. Рихтер, Н. Н. Обручев, кн. М. С. Волконский, гр. А. А. Бобринский, И. С. Каханов, гр. И. И. Воронцов-Дашков, Н. И. Бобриков, О. Г. Тернер, О. К. Кремер, И. А. Горемыкин 2-й, Н. Н. Герард, П. А. Марков, Н. П. Петров 1-й, П. А. Сабуров 2-й, бар. М. А. Таубе, В. И. Вишняков, А. Д. Горемыкин 1-й, Н. А. Махотин, И. И. Розинг, П. П. Семенов, М. Н. Галкин-Врасский, бар. В. М. Менгден, гр. А. П. Игнатьев 2-й, тов. госуд. секретаря бар. Ю. А. Икскуль, И. Я. Голубев, П. К. Гудим-Левкович, Д. С. Арсеньев, Н. П. Шишкин, Н. С. Петров 2-й, С. С. Гончаров, гр. С. Д. Шереме­тев, И. Н. Шебеко, Д. Г. фон Дервиз, Н. В. Шидловский, В. П. Череванский, В. В. Верховский, П. М. Бутковский.

7  [См. прим. 3].

8  Установление  полного  списка  портретов,  написанных Репиным лично для его картины, со­пряжено   со  значительными  затруднениями ввиду расчлененности  их  по  различным  пери­ферийным музеям. Хотя главная часть их была в свое время  приобретена  у  автора  для Гос. Русского музея, который приобретал и в дальнейшем недостававшие в коллекции портретные этюды, но в 1930-х годах он был вынужден не мало из них передать в другие музеи. Кроме то­го, много портретов было в частных собраниях. Они находились и продолжают находиться в беспрерывном движении, переходя из рук в руки, почему трудно выявить их местонахожде­ние в данное время.  Это  дело  дальнейшей кропотливой работы и доследования

15

"Бурлаки идущие вброд"

10



 

Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Репин Илья. Сайт художника.